Старый особняк архангельского аптекаря Броницкого, в котором в двадцатые годы разместился областной краеведческий музей, стоял долго, до начала 70-х годов, и я успел побывать в нем не один раз. Первая часть музейной экспозиции находилась внизу. Поднявшись на второй этаж, для продолжения осмотра надо было повернуть налево, где в маленькой комнате находились экспонаты времен гражданской войны и интервенции. В той комнате, справа, в застекленной витрине лежал десяток клинков палашей, почему-то без рукояток, и несколько пар золотых офицерских погон. Нашли все это, как было написано в пояснительном тексте, при сносе одного из домов, под полом, кажется, в тридцатые годы. А вот адрес дома, где это было найдено, я забыл. В той же комнате, над дверью, которая вела в соседний зал, висела большая увеличенная фотография военного парада на Соборной площади. Солдаты стояли в непривычных плоских касках, а на табличке внизу было написано, что эта фотография была сделана в 1919 году, во время парада Дайеровского батальона. Рядом с этой фотографией висело трехцветное знамя Дайеровского батальона, с вышитым на полотнище мечом, обвитым серебряной лавровой ветвью. Знамя было необычное и красивое. Тогда я не знал, что это знамя было вышито по рисунку Степана Писахова. В пояснительном тексте это, естественно, не было написано. Потом здание снесли, музей переехал на площадь Ленина, для фотографии в новой экспозиции места не нашлось. Один раз она была напечатана в двухтомнике «Белый Север» в 1993 году, и недавно увидел ее в журнале «Архангельская старина», правда, маленького размера и плохого качества. А про Дайеровский батальон толком у нас так и не писали. Упоминали о нем только из-за того, что летом 1919 года в нем вспыхнул мятеж, в ходе которого были убиты несколько офицеров, и часть солдат смогла перебежать к красным. А где именно дислоцировался батальон, какова была его численность, кто был командиром, кто из офицеров был убит, сколько солдат перебежало, про это ничего прочитать было нельзя. В восьмидесятые годы в библиотеке как-то попала в руки книга с воспоминаниями генерала Марушевского, где он написал об этих событиях, но написано было мало, при этом, батальон у него почему-то превратился в полк. В девяностые годы были напечатаны воспоминания Айронсайда и Добровольского, где упоминалась эта история, но глубоко эту тему, похоже, никто не «копал». Я только в девяностые годы узнал, что Дайер, в честь которого был назван батальон, этим батальоном не командовал. Он умер 30 декабря 1918 года. Портрет Дайера я нашел случайно, только в этом году. Более-менее подробно о Дайере написал только генерал Айронсайд. Архангельск, 1919 год. Парад мотоциклистов. Снимок сделан на перекрестке Троицкого проспекта и улицы Свободы, которая до февраля 1917 года называлась Полицейской. Архангельск, 1919 год. Здание, в котором размещалась администрация Северной области. Айронсайд с британскими офицерами в Архангельске (1919 год). Из воспоминаний Айронсайда «Архангельск 1918-1919». «Вскоре после высадки союзников был создан дисциплинарный батальон под командой молодого канадца, капитана Дайера, помощником у которого был австралиец по фамилии Бёрк. Им был поручен надзор за сомнительными личностями из числа пришлого населения, так чтобы разведка могла допросить и рассортировать их. Многие из этих людей были хуже того, что можно вообразить, настоящие отбросы общества. Архангельск стал последним пристанищем уголовных элементов и политических беженцев от ужаса, преследовавшего их. Некоторые из них вышли на свободу, когда удиравшие большевики оставили открытыми двери тюрем. Никакого учета арестованных не велось, поэтому естественно, что при допросе они отка¬зались признать себя виновными в совершении того или иного преступления. Под началом у Дайера находилось около трехсот таких людей, и тот преуспел в отделении волков от овец. Проблема состояла в том, чтобы найти какое-нибудь занятие для этих самых «овец», коль скоро выяснилось, что они не закоренелые преступники. Здесь не было ни военного, ни гражданского суда, перед которым эти люди могли бы предстать, и их число продолжало неуклонно расти. Дайер делил их на группы: испорченные, менее испорченные и безобидные. Для них постоянно находилась работа на погрузке и разгрузке судов в порту. На причалах оставалось большое количество распиленного леса, уже приобретенного британским правительством и который нужно было срочно отправить. Поэтому каждое британское судно, уходящее на родину, должно было взять полный груз этого леса, чтобы очистить пристань до наступления морозов. Люди из дисциплинарного батальона были очень послушны, усердно работая почти без присмотра. Из них вышла дешевая и квалифицированная рабочая сила, которую впоследствии использовали для заготовки дров. Первого июня мы проводили парад по случаю дня рождения короля, за которым следовал смотр Дайеровского батальона Славяно-британского легиона. Знамена, сотканные архангельскими женщинами, освященные епископом греческой церкви, были переданы русскому прапорщику, сопровождаемому двумя бородатыми солдатами. При прохождении войск даже генерал Миллер, который принимал парад, был настолько тронут, что приветствовал солдат словами «Отличная рота!», «Прекрасная рота!». Я надеялся, что мы не зря старались, создавая этот прекрасный батальон. Было сделано все возможное, чтобы поднять настроение солдат. Полковник Уэллс и его офицеры сотворили чудо за столь короткое время. Но я знал, что тот эксперимент, который мы проводили, еще должен был доказать свою ценность. Седьмое июля было печальным днем. Дайеровский батальон Славяно-британского легиона, на который мы возлагали такие надежды, неожиданно взбунтовался. Для меня это стало большим потрясением, ведь наш эксперимент провалился. История мятежа была такова: Четвертого числа батальон прибыл на Двинской фронт. Мы предполагали использовать его в предстоящей атаке, разместив позади одного из батальонов бригады Сэдлера-Джексона. По прибытии дайеровцев проверили и было доложено, что солдаты находятся в хорошем настроении. В поездке по реке они выглядели веселыми, развлекались, играли. Пятого и шестого июля их посетили несколько штабных офицеров, и солдаты показались им вполне довольными. В половине третьего ночи пятого июля начался неожиданный ружейный и пулеметный огонь в районе деревни, в которой были расквартированы батальоны «В» и «С», и на линии боевого охранения на том участке фронта, где располагался русский батальон. Сообщили, что началась вражеская атака, и две другие роты выступили на боевые позиции. С небольшими перерывами стрельба продолжалась до трех часов, когда прибыли гонцы с донесением, что рота «С» взбунтовалась и некоторые солдаты перебежали к противнику. Как раз в половине третьего ночи восемь солдат под командованием поручика зашли в дом, где, по несчастью, ночевали командиры рот «В» и «С». Мятежники застрелили часовых у дверей, а затем убили троих британских офицеров и ранили еще двух, которые впоследствии скончались от ран. Кроме того, они убили четырех русских офицеров и ранили одного, находившегося в другом конце комнаты. Таким образом, солдаты рот «В» и «С» выступили на боевые позиции без офицеров. Восемь мятежников затем приказали роте «С» следовать за ними к окопам большевиков. Примерно двадцать человек послушалось их, но остальные вернулись на позиции под командой старослужащих. Рота «В» затаилась минут на двадцать, а затем пятьдесят солдат перебежали к врагу. Всего дезертировало около сотни человек. Мятеж был результатом тщательно продуманного заговора в одной роте, подготовили который восемь смельчаков. Они никоим образом не провоцировали солдат из других рот. Как обычно, в их планы не входил захват командования и организация общего мятежа. Заговорщики хотели лишь как можно быстрее перебежать к противнику. Все это казалось таким несерьезным. Потеря пяти доблестных молодых офицеров стала трагедией, которая коснулась всех нас, ведь они работали так усердно и добросовестно. Никто не смог бы заниматься с солдатами и присматривать за ними лучше, чем это делали они. Капитану Барру (одному из раненых офицеров) удалось вырваться из комнаты. Хотя у него на теле было семь ран, он сумел добраться до реки и проплыть двести ярдов до корабля, стоявшего там на якоре, чтобы предупредить о случившемся. Я навестил его в госпитале вечером после мятежа и вручил ему Военный Крест за проявленное мужество. Двое зачинщиков мятежа были ранены и схвачены при попытке спастись. Они предстали перед военным судом из русских и британских офицеров, были признаны виновными и расстреляны». Генерал Владимир Владимирович Марушевский. Марушевский и Айронсайд на параде народного ополчения. Апрель 1919 год. Владимир Владимирович роста был небольшого, и рядом с рослым Айронсайдом, как говорится, не смотрелся. (американская фотография из журнала «Родина») Из воспоминаний Марушевского «Белые в Архангельске». «…англичане создали еще и дисциплинарные части, куда зачислялись наиболее надежные элементы из взятых в плен чинов Красной армии. Из таких частей особенно удачной была рота капитана Дайера, умершего еще до моего приезда в Архангельск. Эта рота дала идею генералу Айронсайду сформировать целый полк, названный именем Дайера, что увеличило, как увидим, историю области еще одним грустным эпизодом». «В конце мая, в день рождения английского короля, в Архангельске был устроен торжественный праздник и парад так называемому Дайеровскому полку и только что прибывшим бригадам добровольцев. … Руководящей идеей генерала Айронсайда было мнение, что «русский солдат великолепен, а офицеры - плохи». «Я дам, - говорил он, - им английских офицеров, и вы увидите, какие отличные результаты мы получим». Капитан Дайер умер, кажется, от тифа, но его великолепная рота осталась и послужила кадром полка, названного его именем. До начала летних операций приток военнопленных был ничтожен, и потому формирование дайеровцев шло вяло. Чтобы поторопить это дело, английское командование обратилось с просьбою разрешить ему помочь разгрузить наши тюрьмы, где оно рассчитывало набрать из арестантов недостающие в полку комплекты». Фотографий пленных и арестованных, находившихся в архангельской тюрьме, у меня нет. Есть другие фотографии. Первые две - кадры из американской кинохроники осени 1918 года, третья фотография была сделана британским фотографом в августе 1919 года, уже после подавления мятежа в Дайеровском батальоне. Из воспоминаний генерала Владимира Марушевского «Белые в Архангельске». «Проезжая однажды мимо сквера у соборной площади, я увидел там цепь солдат, толпу зевак и какую-то группу начальствующих лиц. Я спросил, в чем дело, и, узнав, что это сам генерал Айронсайд лично выбирает из арестантов дайеровские укомплектования, вышел из автомобиля и пошел посмотреть, что происходит. Генерал разговаривал с арестантами через переводчика. Когда я подошел, беседа шла с огромного роста детиной с физиономией определенно преступного характера. Генерал спросил, желает ли он быть зачисленным в полк Дайера. После утвердительного ответа последовал вопрос, что этот субъект желает делать впоследствии. «Желаю усовершенствовать мое образование за границей», — ответил арестант без запинки. Я тихонько отошел и направился к своему автомобилю. Я невольно думал тогда, почему Айронсайд не попросил сделать этот отбор хотя бы меня? Честный, прямодушный, доверчивый англичанин даже не отдавал себе отчета, с какой сметкой, с каким лукавством и хитростью отнесутся эти «русские простаки» к его лояльному предложению вырвать их из стен тюрьмы, где они томились». 1919 год. Командующий Железнодорожным фронтом полковник (позже генерал-майор) Александр Александрович Мурузи (сидит в центре) «То же недоверие к русскому мнению и замечаниям оказывалось и в вопросе выбора военнопленных. По поводу одного из них, взятого на Двинском фронте, князь Мурузи прислал мне экстренную записку, предупреждая, что он очень опасен и что его отнюдь не нужно зачислять в Дайеровский полк. Записка эта немедленно была мною сообщена в английский штаб. Я, к сожалению, не помню фамилии этого пленного, но именно он, зачисленный в ряды полка, оказался одним из главных организаторов восстания в июле. Незадолго до парада Дайеровскому полку мы с генералом Миллером посетили один из его батальонов, стоявший на Бакарице. Мы обходили все роты во время занятий, которые велись интенсивно. Люди были одеты щегольски, кормили их совершенно исключительным образом. В солдатской кухне мы нашли какое-то блюдо, приготовленное из куропаток с овощами. Оговариваюсь, что при изумительном обилии дичи на Севере рябчики и куропатки вовсе не представляют собою гастрономии, но кормление дичью войск все же и в Архангельске было явление незаурядным. Парад был блестящий. Подчеркивая свое уважение русской власти, генерал Айронсайд просил принять парад генерала Миллера, причем командовал войсками сам. По заранее выработанному плану церемонии, генерал Миллер вручил полку трехцветный русский флаг, с изображенным на нем мечом в лавровом венке. Флаг этот торжественно был пронесен по фронту «тихим маршем», как было сказано в английском приказе. Этот «тихий» марш был воспроизведен под звуки «Старого егерского», который вместо его быстрого темпа играли аккорд за аккордом медленнее наших похоронных маршей. Выступающие учебным шагом дайеровцы были доведены в смысле выучки до предела, но, несмотря на это, церемония не давала должного впечатления. В первых числах июля, помнится, в ночь на 7-е, произошло восстание в Дайеровском полку. Восставшие солдаты прежде всего ворвались в избу, где спали офицеры, и успели убить семь человек, в том числе нескольких англичан. Быстро распространившаяся тревога сразу поставила на ноги все войска и штабы, но часть дайеровцев все же успела перебежать к большевикам. Восстание это для всех русских представителей власти было фактом, которого ожидали давно и которому нисколько не удивились; для англичан это было крупнейшее разочарование, впечатление от которого было угнетающим. Из воспоминаний Северина Добровольского «Борьба в Северной области». Конец мая, сопровождавшийся дивной солнечной погодой, совпал с периодом чрезвычайного подъема настроения в населении Архангельска в связи с прибытием английских войск, состоявших из добровольцев. Весь город разукрасился союзными флагами, протянувшимися пестрой лентой от красивой набережной Северной Двины по широкому, уже пестревшему зеленью садов Троицкому проспекту (главная улица Архангельска), до самой Соломбалы, где англичане должны были временно расположиться перед отправлением на фронт. Население встречало с энтузиазмом проходившие части, которые были составлены из отборных элементов и производили самое лучшее впечатление своим здоровым молодцеватым видом, военной выправкой и новым обмундированием. У большинства на груди пестрели цветные ленточки орденов, полученных за бои на полях Франции. Лишь одна воинская часть, принимавшая участие в параде, мрачным, озлобленным видом своих солдат производила тягостное впечатление, а между тем над ней единственной развевался русский трехцветный флаг, так как другие части русского гарнизона Архангельска не участвовали. Это был так называемый Дайеровский батальон, сформированный англичанами из большевиков, сидевших по различным тюремным уч¬реждениям Архангельска, история сформирования этого батальона довольно любопытна, и я считаю необходимым поделиться ею с читателями». Архангельская тюрьма, 1919 год. Снимок американского солдата. Тюрьма и сейчас стоит на том же месте. Тюрьмы, как аптекари и зубные техники, нужны любой власти. Из воспоминаний Северина Добровольского: «Тюремные учреждения Архангельска были после переворота и захвата власти белыми переполнены большевистскими элементами, причем «население» это весьма медленно уменьшалось в своем составе, так как гражданское судебное ведомство, не располагая достаточным служебным персоналом, вело чрезвычайно медленно расследование, которое благодаря этому принимало характер бесконечной волокиты. В перегруженной тюрьме начался тиф, что вызвало поход на правительство социалистических элементов гор. думы и осмотр тюрьмы представителями Красного креста союзных стран, которые, однако, нашли все указания на «свирепствующий тиф» преувеличенными. Между тем тюремные сидельцы засыпали высшее английское командование жалобами на якобы несправедливое их содержание под стражей, чем и вывели из себя плохо разбиравшихся в наших делах практичных англичан. В один прекрасный день ген. Айронсайд решил разрубить гордиев узел и, забрав с собой прокурора Архангельского окружного суда и других высших административных лиц, отправился лично в тюрьму на¬ирать там… добровольцев. Без всякого разбора, не обращая внимания на протесты прокурорского надзора и тюремной администрации, указывавших ему на всю не¬допустимость и опасность такого опыта, он забрал из тюрьмы всех выразивших «желание» служить у него и тут же «раскаявшихся в своих прежних заблуждениях» и направил их на службу в Дайеровский батальон, носивший это имя в честь погибшего на Северном фронте в боях английского капитана Дайера, зачатки какового батальона состояли из забранных в плен красноармейцев. Всех их прекрасно обмундировали и устроили на «английский паек», превосходивший по качествам получаемый нашими войсками, но подвергали строгой дисциплине под руководством лучших русских и английских офицеров, причем высшее командование принадлежало последним. Можно себе представить чувства этих людей, когда они с русским национальным знаменем, врученным знаменщику — уездному комиссару из коммунистов, кричали в честь английского короля вместе с остальны¬ми войсками троекратное «ура». 3-й Северный стрелковый полк, реорганизованный своим доблестным командиром полк. В., подавил в конце июля восстание Дайеровского батальона, расположенного также в Двинском районе. Оно началось ночью, причем восставшие прежде всего бросились на штаб своего батальона и убили спящими 4 английских и 3 русских офицеров. Та же участь постигла бы и штаб Двинского района, если бы не осталась верной пулеметная команда батальона, отогнавшая от штаба наступавших бунтовщиков. Большинству из них удалось бежать к большевикам, пойманных же ликвидировали на месте англичане». Британский солдат из бригады Сэдлер-Джексона с мулом, навьюченным горным орудием. Снимок сделан летом 1919 года возле села Троица на Северной Двине. В Интернете нашел книгу Синглтон-Гэйтса «Боло и барышни», изданную в Лондоне в 1920 году (Singleton-Gates “Bolos and Baryshinas”). «Bolo» сокращенное от «Bolshevik», так что название книги зачастую переводится как «Большевики и барышни». Автор довольно подробно описывает то, что случилось в Дайеровском батальоне, и одной из главных причин мятежа он считает нехватку хороших офицеров, получивших подготовку еще в царской армии. Офицеров пришлось набирать, как он пишет, «из приказчиков и рабочих Архангельска». В помощь им были приданы британские офицеры. Далее автор пишет: «Русский офицер, командуя солдатами, использует методы, которыми мы не пользуемся. Они грубы и бьют солдат, чтобы заставить их подчиняться, но, что хуже всего, им не интересна жизнь своих солдат. Им не интересно знать, как питаются солдаты, как одеваются, обустроены ли они - а ведь внимание ко всем этим вещам впоследствии вознаграждается преданностью и беспрекословным подчинением». Потом автор пишет, что все это для своей пропаганды использовали «агенты большевиков», а русские офицеры, которые могли бы получить сведение о готовящемся мятеже от других солдат, даже не пытались поговорить ни с кем из них. Только из этой книги я узнал, что Дайеровский батальон занимал позиции возле села Троица, на правом берегу Двины, и Троица на некоторое время оказалась в руках взбунтовавшихся солдат. О мятеже сообщил британский капитан Барр (Barr), который добрался до берега Двины. Оттуда он был доставлен на «Хамбер», стоявший на середине реки. При осмотре оказалось, что в Бара попало десять пуль, но он сумел пробежать до берега реки две мили. Автор, бывший в то время на мониторе, пишет, что вся голубая пижама Бара была залита кровью, которая текла из раны на шее. Довольно много написано о том, как три британских офицера и военный корреспондент были посажены русскими солдатами в деревенскую баню, как они разрабатывали планы бегства, но разорвавшийся артиллерийский снаряд сдвинул крышу, двое солдат, охранявшие их бежали, и пленники выбрались на свободу. По Троице стреляли орудия, находившиеся в Топсе, кстати, стреляли не только англичане, но и русская батарея. Когда в штабе, находившемся в деревне Осиново, ниже по течению, получили по рации просьбу о помощи, в Троицу послали пароход «Ретвизан». Пять часов спустя порядок в Троице был восстановлен, а линию обороны заняли британские моряки и морские пехотинцы. В Архангельск была послана телеграмма с требованием разоружить второй батальон, также составленный из пленных красноармейцев, который в это время находился в казармах в районе Бакарицы, и с указанием использовать личный состав батальона только на вспомогательных работах. Не весь батальон покинул позиции, а две роты, которые ушли в лес. Часть солдат позже были обнаружены и задержаны англичанами. 12 солдат расстреляли в присутствии остатков Дайеровского батальона, батальона русской пехоты и роты англичан. Солдат привязали к деревянным столбам и завязали глаза. Расстреливали их 12 солдат-пулеметчиков из Дайеровского батальона. И больше ни-че-го! Должны же были остаться подробные донесения, написанные как белыми, так и красными. А воспоминания тех, кто начал мятеж? Неужели, никто из восьмерых в двадцатые годы ничего не написал? Не верю! Лежит все это где-то в архивах, никому не интересное. Был бы студентом, порылся бы, а сейчас времени на это нет. Сейчас обо всех этих событиях напоминает только могила канадца Дайера на одном из архангельских кладбищ. (c) Vaga_land, 2009 |
|
Категория : Дайеровскийбатальон-СтатьиобинтервенцииГражданскаявойнаДвиноважье | |
Теги : |
Дайеровский батальон - Статьи об интервенции - Гражданская война - Двиноважье