** Владимир Николаевич Фенёв **

ВЕХА НА ПУТИ К БЕЛОВОДЬЮ, ИЛИ ВЕКОПИСЬ КЛОНОВСКАЯ

- Какой монастырь?
- Клоновский.
- Вероятно, из числа погашенных.

(Из разговора с историком Александром Панкиным)

На улице ветер, мороз под тридцать. Свободные цены отплясывают кадриль с инфляцией и безработицей. Вера в светлое будущее заменена то исчезающей, то появляющейся надеждой. И надо же! Малая родина словно говорит сквозь толщу времени: держись, я с тобой, хоть и безлюдна ныне, но не пропала втуне, осталась в памяти, в летописи…

А летописи-то, что в тот день открылись моим глазам!

Будто сказочный ковер-самолет или ангелы небесные несли меня сквозь время. Очнулся на исходе дня, словно после странной неведомой лихорадки. Малая родина будто говорила: «Это провидение избрало тебя исправить огрехи Летописи, восстановить Истину, вызволить из небытия целое селение, укрытое, аки шишка сосновая, в мощной кроне Двины…»

Северная Двина, Бага, Пинега упоминаются в найденных при недавних раскопках новгородских берестяных грамотах. В Уставе новгородского князя Святослава Ольговича(1) от 1137 года среди селений Подвинья значатся Усть-Вага, Борок. Это Двиноважье, бывший Шенкурский уезд, нынешний Виноградовский район.

В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона в описании Шенкурска и уезда упоминаются притоки Двины: «Главные ея притоки в уезде Пянда, Ваеньга, Топса, Нюма и Нандрус» (читать Нондрус).

Тихая речка Нондрус в верховьях своих верна товарищу речек Топса, Теда, Сельменьга, впадающих в Двину. Сопроводив их, Нондрус течет параллельно Двине, забирая правобережные водотоки Двины и левобережные - Ваеньги. До впадения в Ваеньгу образует живописнейшее, версты на четыре-пять, Клоновское озеро . Здесь-то, в пятнадцати верстах от ближайших двинских сел Ростовское и Конецгорье, в приснопамятные времена и действовал ныне забытый историками Клоновский монастырь.

Существует версия появления сей обители в XV веке, одновременно с Богословским монастырем, что в двадцати одной версте от Шенкурска вниз по Ваге.

П. Коноплин так отзывается о середине XV века: «Затем в Заволочье наступает затишье. Разгадкой этого затишья, как мы думаем, могут служить, с одной стороны, послабления в делах управления заволочан от новгородцев, с другой - общая эпидемия, поразившая умы наших предков, о наступающем конце мира и светопреставлении. Эта несчастная мысль, охватившая умы Севера, вселяла во всех какое-то тупоумное равнодушие и к славе, и к благу своей отчизны; менее стыдились своего ига, менее склонялись мыслью к независимости, думая, что все ненадолго. Аскетизм, монашество, чрезмерное размножение поповства были общими симптомами тяжкого умственного и духовного недуга современников той эпохи. Люди, пользовавшиеся громкой ученой известностью, как архиепископ Василий, заподлинно уверял, что на Гандвике, т. е. Белом море, рай существует де факто и что многие новгородцы его даже видели… Заволочье начало переполняться сектами из разных мест. Так возникли Соловецкая обитель, Богословский, Антониевский монастыри и другие(2).

Но мнению А.А. Амосова, «заведение Антония, основанное в сравнительно населенной округе Емецкого стана, существовало в окружении владений черносошного крестьянства, по соседству с небольшими монастыря, основанными еще в новгородское время местными обитателями для своих нужд»(3).

В. Верюжский отмечал, что Клоновский монастырь по статусу крестьянский: «Когда в 1695 году посланный для описи… сын боярский Василий Погорельский спросил у монастырской братии о прежних переписных книгах, то ему ответили, что «у них в Клоновской пустыни переписка никогда не бывала и переписных книг у них нет». В Клоновском монастыре Важского уезда в конце 1695 года было 10 человек братии и 56 вкладчиков.

Вкладчики занимали и все более видные монастырские должности - «денежного казначея», «платяного казначея», «хлебного мучного казначея» и т. п. В числе вкладчиков было 19 женщин, 12 из них были замужния, жившие в монастыре (отчасти, может быть, вне его) вместе со своими мужьями (состоявшими тоже монастырскими вкладчиками), одна монахиня, 5 вдов и одна девица (карлица)… Это интересное явление… женщины-вкладчицы объяснялось, конечно, отсутствием женских монастырей»(4).

В списке, составленном историком П. Строевым(5), и в очень кратком описании Клоновского прихода(6) упомянуты старцы - настоятели монастыря:

игумен Сергий 1573

строитель Кирилла 1600

строитель Митрофан 1619

старец Тернуфий 1624

строитель Тихон 1628

строитель Пимен 1644

строитель Даниил 1646

келарь Тарасий 1657

келарь Дионисий 1662

строитель Иона 1670

строитель Александр 1677

строитель Исаакий 1704

строитель Иона 1706

строитель Иов 1722

строитель Сильвестр 1739

иеромонах Феодосий 1744

игумен Ферапонт 1750

игумен Иосиф 1754

игумен Писторов 1761

игумен Ферапонт 1764

По мысли В. Ключевского(7), «строители монастырей, наиболее чтимые в Древней Руси, глубоко проникнуты были сознанием святости этого иноческого долга перед миром…»

К. Молчанов(8), чей труд, по свидетельству Модзалевского(9), входил в состав библиотеки Пушкина, отмечает, правда, не расшифровывая, что «из всех сих волостей по особливым Историческим произшеетвиям и другим случаям заслуживают примечание нижеследующие:

1. Клоновская вотчина, в которой до воспоследования штатов был монастырь приписной к Архиерейскому дому; имел 97 душ крестьян, а ныне сделан приходом». Далее упоминаются Борецкая волость, Богословская вотчина и др.

Итак, основанный, возможно, в новгородские времена, Клоновский монастырь по статусу - крестьянский, «чернотяглый». С 1471 года власть в Заволочье переходит к Москве. Иван III потребовал от владельцев земли документального подтверждения прав на распоряжение ею. Крестьяне били челом, утверждая, что земля от веков - вотчина их предков, а о письменных документах они никогда не слыхали.

Монастыри, по-видимому, оказались в лучшем положении. Иные этим воспользовались, породив враждебное отношение к ним со стороны крестьян. И вот первое упоминание Клонова в летописи в связи с банальным в истории северных монастырей «произшествием». Из описания Клоновского прихода: «Он существовал уже в XVI веке, как видно из челобитной иноков этого монастыря от 1577 г. к царю Иоанну Васильевичу Грозному о сожжении монастыря в 1574 г. крестьянами Ростовского прихода». Затем из дозорных и писцовых книг Важского писца Якова Мих. Бобарыкина от 1620 и 1621 гг. известно, что все монастырские строения в те годы были деревянные. Настоятелем пустыни и игуменом Сергием, упоминаемым в грамоте царя от 3 марта (но старому стилю) 1577 года, начинается и наш вышеприведенный список старцев.

Земельные отношения во все времена не были идеальными. Приведем несколько документов, опубликованных «Русской исторической библиотекой». Книга вторая, стр. 156, 157: «Около 1599 года. Челобитная Борису Годунову Никольского Клоновского монастыря, что в Подвинском стане, о милости (царю) «государю и великому князю Борису Федоровичу всея Русии бьют челом и плачютца нищие твои государевы богомольцы Важского уезда Подвинского стану Пречистые Богородицы и великого чюдотворца Николы черной поп Кирилище да чернец Васьянище с Клону и все еже о Христе з братьею. Был, государь, у нас на Ваге твой государев посланик Ияков Петрович Веньяминов, проводил к крестному целованию, и важеня и все Важского уезда крестьяне и нами монастырские слуги и дьячки за тебя государя царя и великого князя Бориса Федоровича всея Русии крест целовали. И тот, государь, Ияков Петрович давал милостыню на Ваге по всем храмам и по монастырям, а мы, государь, ему били челом о милостыне, и он нам велел ехати к Москве бити челом тебе царю и государю и великому князю Борису Федоровичю всея Русии. Милостивый государь, царь и великий князь Борис Федорович, всея Русии, пожалуй нас нищих своих государевых богомольцев, пожалуй, государь, для твоего государева винца и многолетняго своего царского здравия, к Пречистой Богородици и великому чюдотворцу Николе дай милостыню, што владыке человеколюбец но сердцу тебе государю положить. Царь государь и великий князь Борис Федорович всея Русии, смилуйся, пожалуй нас нищих своих государевых богомольцев». Преемник Сергия Кирилл не дождался на Клоновском угоре ответа из Кремля. «Што по сердцу тебе» - вероятно, земельные владения.

Стр. 167: «Лета 7112 году (1604 г.), майя в 19 день, бил челом старец Клоновского монастыря Ефим соцкому Федоту Иванову сыну и призывал его в Киселеву деревню, а сказал, что де Семен Иванов сын дорогу к полю пригородил к своему вла.., а загородил он к Окишевской деревне, а на Киселевские деревни ни проезду и ни проходу не дает. И Семен стоя рек: Дорога де Вам в озеро. И соцкой пришел осмотрил с людьми добрыми: ино старое колье огородное вгорожено в поле и старые затопи дорожные вгорожены в поле ж, а вода ныне подле его плетень, а инде и в поле есть. И Семен стоя рек: Яз де, господине их не запираю Окишевского деревнею их Киселевския деревни, а из их яз не запираю, проход лаю, а дорогу поняла вешняя вода. Л с соцким были ЛЮДИ добрые… Записал Смирнуха Евсивыв. А у записки матичные на захребетье Захарья Григорьев к пометке руку приложил».

Располагай автор хотя бы частью грамот, пожалованных монастырю светскими и церковными иерархами, повествование о «произшествиях» наверняка продолжилось бы. Грамоты были получены от Ивана Грозного (1577), при царствовании Федора Иоанновича (1586), две при Михаиле Романовиче (1635, 1644), Алексее Михайловиче две грамоты в один год (1647), Петре 1 (1696, 1717).

А пока вновь обратимся к «Русской исторической библиотеке», к актам, касающимся нравов.

«Наибольше бытовых подробностей, изображающих нравы низшаго слоя народонаселения… заключают в себе трапезные явки… Самое существование трапезных явок на Севере России до конца XVII века служит указанием на существование здесь общественного строя и нравов, свойственных более вечевому периоду нашей истории… В трапезе изстари сходились волостные люди «на совет» по делам мирским, земским и государевым, а в церковной казне хранились государевы грамоты, если они были, денежная и письменная волостная казна… Здесь же сосредоточивались и вести о том, что происходило в волости, или хотя и за пределами ея, но имело или общественный интерес, или касалось интереса того частного лица, которое находило для себя полезным объявить в народе о случившемся… Содержание трапезных явок самое разнообразное… заявлялось о всякой «нуже, чтоб она ведома была народу…». Принятая церковным старостою явка получала пометку от церковного дьячка о времени и месте ея подачи, иногда с присокуплением, что она «в трапезе, в народ чтена…» мнения народа, выслушавшего явки в трапезе насильники боялись… «глас народа…» назывался по его правдивости «гласом божиим».

Пример из клоновской жизни, стр. 229: «1614, января 23. Досмотр властей Клоновского монастыря животов поданной Марии Ермолиной. …Николы чюдотворца Клоновского монастыря приезжал старец Федор келарь да старец Нафанаил приходил с добрыми людьми досматривать по данной Марьи Ермолины дочери, животе, ржи да жита и овса и всякого житейского запасу, коня, и коров, и овец статков отца своего благословенье. И келарь ржи да жита смотрит в клети лазил; ржи да жита толко меры с две и житейского запасу нет ничего. И келарь спросил у Софьи, у Марьины матери: Еще ли есть хлеб за тем, ржи и жита и житейского запасу? И Софья рекла: приезжали де на той двор Марьин, Ермолины дочери, разбоем и грабежем Кондратей да Суер Петровы дети и хлеб и живот весь розвозили, и клучи у меня у Софьи, у матери Марьины, вымучили, и коня, з двора силно свели… Пометку писал Худячко Семенов Ростовские волости».

Примерно в 1623 году монастырь приписывается к монастырю «белых земель» (со льготами) - Антониево-Сийскому. Произошло это, по версии А. Андреева(10), потому, что «деятельность Клоновского монастыря на севере Важской области, по- видимому, затронула здесь интересы крупнейшего колонизатора южной части Двинского уезда - и Клоновский монастырь поступил в его ведение».

С образованием в 1682 году Холмогорской кафедры Клоновский монастырь стал домовым, т. е. был приписан к архиерейскому дому во главе с архиепископом Афанасием, поддерживавшим деяния Петра I. Вмешательство государства в дела церкви усилилось. С Богословского (аналога Клоновского) монастыря, например, брали в начале XVIII века:

ратным людям на жалованье,

за стрелецкий хлеб,

на строение судов в Вологде,

на строительство новой крепости в Архангельске,

о приеме смолы с монастыря,

за Санкт-Петербургский провиант,

за Киевский,

для нынешней с турками войны,

за провиант рекрутам,

за Рижский провиант.

Когда Екатерина II в 1764 году манифестом о секуляризации (учреждении духовных штатов) закрыла («погасила») и Богословский, и Клоновский монастыри, то в переписной книге последнего от 1756 года значилось: «…святые ворота а под ними милосердия божия образы старинного письма… а ворота рубленые, ограда забрана в столбы, все ветхое, погнило… Кельи строительные… ветхие… келья- хлебодарня, в которой трудники пропитание имеют, а под ней амбар, все ветхое, поварня квасная… пекарня хлебная ветхая…» Главные строения были не в лучшем состоянии: «…церковь похвалы пречистыя (Богородицы) деревянная ветхая, верх шатровой о пяти глав с трапезой теплой, покрыта тесом зубцами возобновлена 1755 гола… паперть и крыльцо подрублены и покрыты тесом, придел холодной об одной главе… глава обита чешуей… Николая чюдотворца церковь холодная об одной главе шатровая, на ней крест четырехконечный… Колокольница четвероугловая рубленая, верх шатровой четырехугольной, крыт тесом, крест деревянной, все ветхое, на ней шесть колоколов, большой десять пудов…»

Гумна, кузницы, мельницы, ветряная и новая водяная на Нондрусе, коровы, мерины, кобылы, «в казенном чюлане денег явилось налицо 34 рубля 78 копеек… сребра… 36 зо-лотников».

Имелась библиотека из более чем полусотни книг. Одна из древних «Ефрема Сирина поучительные слова» датирована 1667 годом.

«История почти не сохранила сведений о малых монастырях, затерявшихся в глубинных уголках Севера», - осторожно и справедливо замечает историк Л. Камкин, чей труд «Православная церковь на Севере России. Очерки истории до 1917 года» (Вологда, 1992) стал моей настольной книгой. И продолжает: «По- видимому, их было несколько десятков. Некоторые из них, просуществовав век- полтора, исчезали почти бесследно, оставив после себя в исторических источниках лишь одно-два воспоминания».

Но первоначально была встреча с другой книгой, побудившей меня взяться за перо.

…Сектор краеведческой литературы. За стеклянной стенкой столик с раскрытыми книгами. Машинально прохожу в небольшой зал, к столику. Ого! «Летопись Двинская». Л.Л. Титов. Может, упоминается в ней и о нашем Клоновском монастыре? Любопытно. «Указатель». Монастырей не видно… В конце книги поправки. Но что это? Неужели?! Передо мной явственно отпечатанное, пожалуй, единственное в мире, родное название «Клоново». Вот это да! Боязливо поглядываю: нет, не исчезает. И рядом карандашиком страница проставлена - 124. Просто фантастика!

Итак, стр. 124 «Летописи Двинской»:

«В то же лето, ноября в 20 день, преосвященный архиепископ Холмогорский отпустил в Клонов монастырь отца Василия Погорельского, а тесть его Афанасий Резвухин того дня в ночи замерз на дороге…»

Снова поправка, в спешке не посмотрел: «Клоново»-то в рубрике «напечатано», а в графе «должно быть» - Клопово! Ну, убили! Еще не поднялся на крыльях первооткрывателя, как трахнули оземь!

Да нет же, господа хорошие, исправлять надо поправку. И исправлять хотя бы потому, что нельзя заменить поэтичное название Клоново неким Клоповым.

Вот она, сторона родная! Только в поправках и было-вишь. И еще доказывай, отчего и почему!

Ну-ка, ну-ка, стр. 118: «В тот же день из Клоновского монастыря пришел с отпискою глухой старец, по которой отписи и послан сын боярской Михаил Александров; велено разыскать и привести».

Да, это родная сторона: глухие старцы, «разыскать и привести», Резвухин замерз.

Клоновцев иногда обзывали «монастырцами». Это обстоятельство всегда смущало меня тайной забытой жизни.

В Клонове было две церкви. Каменная представляла собой после тридцатых годов развалины. При мне еще стояла объемистая деревянная. Легенда гласит: возвести ее намеревались на самом высоком месте, на макушке так называемого Горного поля. Ниже этого поля размещались пахотные земли, луга, проточное озеро, леса. Завезли наверх бревна, а утром их обнаружили у подножия поля (земледельцы, что ли, приложили руки?), но тоже на высоком, видном месте. Посчитали это за знамение, и на месте храм возвели. Мне доводилось входить в его гулкий полумрак. Позже церковь разобрали, перевезли в соседнее село Конецгорье, но собрать не смогли: построена была с каким-то секретом…

Мой родной дядя Алексей Иванович утверждает, что в тридцатые годы, будучи отроком, держал в руках (!) книгу - летопись Клонова, ранее хранившуюся в церкви; что первоначально Клоново представляло собой то ли поселение ушкуйников, то ли скит. Бесценная книга пропала.

Монастырь, старцы упоминаются во многих описаниях двинских приходов, но в описании Ваеньгского рассказывается о чуде: «…стоит часовня в виде амбара с двумя галереями, устроенная в 1817 г. В ней находятся два креста - деревянный восьмиконечный и каменный. О последнем со слов старожилов записано в памятной книге (1822 г.), что он будто бы принесен был водою из Долматовского Новгородского монастыря, что неоднократно его отводили от берега, но он, несмотря на быстрое и противное течение реки, всегда приплывал на одно и то же место. Раз, когда он лежал на берегу реки, лошади пошли на водопой, и одна из них наступила на крест, отломила некоторую часть его и тут же пала мертвою. Ввиду этого чуда прихожане подняли крест на гору против того самого места, где его нашли. На нем была надпись, разобрать которую теперь невозможно. Точно такой же крест имеется в другой часовне, имеющей также вид амбара в дер. Дементьевской в 7 верст, от приходского храма, по устному преданию принесенный водою одновременно с вышеописанным. Здесь в древности была вотчина Клоновского монастыря, на средства которого и устроена была в давние времена первая часовня».

Необычно и то, что в морозную ясную погоду Клоново просматривается из Ростовского почти за 15 верст. Громада Горного, по-старинному - Горнего поля - зеркально отражает небесный свод. Почва суглинистая. Могучие ели, некогда занимавшие поле, выглядели закинутыми в небеса. Это явление природы с Двины воспринималось как некое знамение, возможно, как веха на пути к Беловодью.

Клоновский монастырь был тесно связан с Веркольским монастырем. Через Клоново пролегала дорога паломников, направлявшихся на Пинежье. В описании Веркольского монастыря от 1917 года в Госархиве Архангельской области упомянуто: «Часовен четыре, и все деревянные, первая за оградой монастыря… Две часовни во скиту при Святом озере… четвертая часовня на реке Северной Двине, близ села Конецгорья, построена в 1886 голу. Из этого селения благочестивыми поклонниками проложена тропа чрез болота и леса к Святому озеру на протяжении более ста верст, по которой в летнее время проходят богомольцы». Четвертая часовня находилась в верхней части Конецгорья, в деревне Сидоровской. Паломники по волоку достигали Клонова и далее реки Ваеньги. Здесь, вблизи впадения речки Шуровки в Ваеньгу на перекате существовал брод: по правобережью спускались до речки Ухтаньги. Далее тропа по так называемой Казенной просеке устремлялась в Пинежье, на Святое озеро (ныне Красный Окунь). От озера шла прекрасная дорога. По преданию, настоятель Веркольского монастыря останавливался, если в тарантасе звякало, повелевая поправить дорогу.

Из описания Клоновского прихода начала XX века известно, что утварью клоновские храмы «достаточны, благодаря о. Иоанну Ильичу Сергиеву, пожертвовавшему 300 р., и московской купеческой вдове Анне Сергеевне Барышевой, выславшей утвари на 200 р.». Иоанн Ильич Сергиев - Иоанн Кронштадтский.

Из описи 1829 года (Госархив Архангельской области) следует, что в деревянной церкви имелось 72 иконы, в том числе икона Мученицы Параскевы, по описанию Корбальского прихода, насильственно отобранная монахами Клоновского монастыря. В каменной - 56 икон. В год «погашения» монастыря насчитывалось 97 душ крестьян. К 1918 году, по данным «Списка населенных мест Архангельской губернии» (Архангельск, 1918), в Клонове имелось: в деревне Починок - 75 жителей, Вастьяновской - 414, Закидовской - 62. Всего 551 житель. Дворов 84. Десятин земли 361,8.

Живая история Клонова завершилась тридцать лет назад. Последние жители покинули Клоново в 1971 году.

Основные причины исхода - потеря духовности и подневольный труд. Храмы разрушили. Иконы нехристи пустили на дрова. В 30-е годы душили лесозаготовки, так называемые «твердые задания». В Великую Отечественную закружились похоронки над Клоновом. После войны государство еще крепче «взяло на притужальник». Налоговое бремя. С 1946 гола начали судить, «стращать», кто не вырабатывал минимума трудодней. 4 июня 1947 года принят закон, вводивший тюремное заключение за самое малое («за колоски») хищение «социалистической собственности». 2 июня 1948 года вышел указ «О выселении в отдаленные районы страны лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в общественном хозяйстве и ведущих антиобщественный образ жизни». Итог - «неперспективная » деревня.

Клоново завершило свой бренный круг…

ПРИМЕЧАНИЯ

_1. Карамзин Н. История государства Российского. Т. 2. - Примечание 267. _

_2. Коноплин П. Заволочье. Архангельские губернские ведомости. - 1867. _

_3. Амосов А. Архивы двинских монастырей. М., 1975. _

_4. Верюжский В. Афанасий, епископ Холмогорский. - СПб., 1908. _

_5. Строев П. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви.1887. _

_6. Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. 1894-1896 гг. _

7. Ключевский В. Том 2, стр. 251, 252, 257.

_8. Молчанов К. Описание Архангельской губернии. - СПб., 1813. _

_9. Модзалевский Б. Библиотека А.С. Пушкина. СПб., 1910. _

10. Андреев А. Колонизация Севера в XVI-XVII веках. 1922.

_
_

Источник: Фенёв В. Н. Веха на пути к Беловодью… // Деревня на горке стояла: История деревни Клоново Конецгорского сельского Совета Виноградовского района Архангельской области / Автор-составитель А.Г. Ракитина. Архангельск, 2009. - С. 16-29