Возвращение Исихия

_ Ему предшествовали неудавшееся покушение, ложное обвинение и удаление из монастыря _

Наверняка многие из тех, кто путешествовал по автотрассе Архангельск - Москва, въезжая на территорию Виноградовского района, обращали внимание на необычное название автобусной остановки - “Монастырек”. Для жителей же данной деревни ее наименование легко объяснимо, так как им доподлинно известно, что некогда на месте их домов стоял небольшой монастырь.

И действительно - до 1764 года, то есть до издания Екатериной II манифеста, предписывавшего значительное сокращение числа монашеских обителей, невдалеке от впадения в Северную Двину речки Моржевка располагался Николаевский Моржегорский монастырь . Жизнь его населявших (а ими были монахи, их работники и вкладчики), хотя и отличалась от мирской, но привычки, нравы и пороки последней, конечно же, далеко не всегда оставлялись у монастырского порога.

Подтверждением этим словами может служить случившаяся в нем в 1707 году история, рассказ о которой следует начинать с события, происшедшего годом позже.

В ноябре 1708 года на имя проживавшего в Холмогорах архиерея было подано прошение, открывавшееся следующим обращением:

“Государю Преосвященному Рафаилу, Архиепископу Холмогорскому и Важскому, бъет челом богомолец твой Николаевского Моржегорского монастыря последний монах Исихий.

Жил я, богомолец твой, в том монастыре бельцом и монахом лет с пятнадцать и всякую монастырскую работу работал и во всяких службах был. В прошлом 707 году ехал с Ваги подъячий Тихон Лебедев и, будучи в том монастыре, по наговору того монастыря казначея монаха Андрея, не распрошая у братии и у вкладчиков и у работных людей, взял меня, богомольца твоего, сковал безвинно и, сковав, повел на Холмогоры…”

Далее Исихий сообщал, что из Холмогор подьячий архиерейского дома (правления) Лебедев его, все так же “в железы скованного, увел на черные соляные работы” в Унское усолье Николо-Корельского монастыря.

В заключительной части прошения инок писал:

“Я в том Моржегорском монастыре вкладчик и обещание мое положено в книге и подлежит мне в том монастыре жить до смерти моей. Милостивый Государь Преосвященный Рафаил, ради моего обещания вели по своему архиерейскому благословению быть мне, богомольцу твоему, в том монастыре в какой службе укажешь. Смилуйся”.

Здесь, полагаю, необходимо пояснить смысл вышеупоминавшегося термина “вкладчик”. Так назывались уходившие в монастырь крестьяне, при этом вносившие свой вклад - например, пожню или земельный надел. Как раз так и поступил Исихий (в миру Иван - крестьянин Осиновской волости Важского уезда), сначала три года отслуживший в монастыре бельцом-трудником (работником), а после пострижения ставший полноправным членом братии.

Но оказавшись таковым, он вскоре возглавил список неугодных, заведенный иеромонахом Ионой. Иеромонах, исполнявший обязанности настоятеля, был весьма недоволен тем, что Исихий громче других обвинял его и казначея Андрея в злоупотреблениях. В частности, монах неоднократно и публично упрекал, что они “монастырский хлеб и скот продают, а деньги пропивают”.

Однако эти, позже на допросе вновь произнесенные им слова не содержались в прошении. Видимо, не зная нрава только что вступившего на архиерейскую кафедру нового владыки и характер его взаимоотношений с иеромонахом Ионою, инок не решился сообщить полную правду и лишь попросил вернуть его в свой монастырь.

Ознакомившись с прошением, архиепископ Рафаил повелел допросить Исихия. Вскоре доставленный в Холмогоры монах рассказал, что зимой 1707 года “на празднике Афанасия и Кирилла Александрийских был он с иеромонахом Ионою да монахами Якимом да Серапионом, да с работными людьми с Семеном Щетниковым, Яковом Вологжаниным, Василием Мехрежаниным да с Василием Макаровым на Мехреньгских озерах для рыбной ловли и по посылке иеромонаха Ионы Щетников и Мехрежанин купили вина четверть и, вино то выпив, они все легли спать…”

Затем Исихий поведал о самых, пожалуй, страшных минутах в своей жизни, точнее, что среди ночи Василий Макаров (работник Ионы) стал его душить. Но с помощью пробудившегося от шума Семена Щетникова Исихию удалось сбросить с себя злоумышленника.

Тогда тот “достал нож и тем ножом резал ему, Исихию, в груди рану, да пониже пояса другую и перерезал у него левую руку в двух местах”. Вновь пришедший на помощь Щетников (работник и земляк Исихия) вывернул у Макарова из руки нож и закинул его далеко в снег.

Схваченный остальными проснувшимися и осознавший, что лишен обещанного покровительства (иеромонах делал вид, что не при чем) злоумышленник, повинившись, стал умолять им изувеченного “не бить челом” и не доносить на него архиерею. Исихий, видимо, все же догадавшись, что Макаров лишь исполнитель чужого коварного замысла, не сразу, но все-таки уступил просьбам, тем более что умолявший поклялся тут же уплатить за увечья возмещение - три рубля - весьма значительную по тем временам сумму.

Однако деньги работника (впрочем, точно ли его - неизвестно) хранились у Ионы. Поэтому Василий Макаров “говорил иеромонаху, чтоб те деньги он отдал Исихию, и он, Иона, сосчитав их, положил завязанные в узел в его исихиевы штаны в карман”. Сам же Исихий принять деньги не смог - нестерпимая боль, всецело объявшая его наспех перевязанное тело, не позволяла пошевелить даже уцелевшей рукой.

Так случилось, что через неделю после возвращения монахов с рыбалки в монастыре остановился проездом из Ваги (Шенкурска) подьячий Тихон Лебедев. Казначей Андрей вслед за щедрыми угощениями сообщил ему о якобы происшедшей накануне краже почти всей монастырской казны - нескольких десятков рублей. Главным подозреваемым, конечно, был назван Исихий. Подьячий, недолго думая, устроил обыск…

Напрасно Исихий пытался объяснить, откуда у него оказались три рубля, - “доказательство” его вины было налицо - именно в таких матерчатых узелках и хранились в сундуке монастырские деньги. В тот же день на радость иеромонаху и казначею (наконец-то избавились от правдоискателя и свалили на него ответственность за хищения!) скованный цепями по ногам монах был увезен из монастыря…

Именно обо всем этом и рассказал Исихий на допросе в архиерейском доме. Прочтя его показания, владыка Рафаил распорядился доставить на допрос казначея монаха Андрея. Однако допросить его не удалось - едва узнав причину вызова, он, видимо, от испуга слег и скончался.

Что же касается иеромонаха Ионы, то и его прегрешения были очевидны, но архиепископ по одному ему известным соображениям не стал наказывать настоятеля. Однако насолить - насолил: удовлетворяя просьбу Исихия (“в какой службе укажешь”), владыка вернул его в Моржегорский монастырь и повелел служить… казначеем.

О том, как сложилось сосуществование двух недругов под одной крышей, к сожалению, неизвестно, так как нет отдельного архивного фонда Николаевского Моржегорского монастыря. Правда, в делах других фондов встречаются разрозненные сведения об этой обители. Так, например, в одном из них, относящемся к 1740 году, приведены данные о численности братии. Из них следует, что в ту пору она состояла лишь из девяти человек, причем из всех героев вышеизложенной истории в живых оставался только Семен Щетников.

Именно с таким составом в нем проживавших и вступил уже находившийся в упадке монастырек в последнюю четверть века своего существования. Память о нем сохранилась лишь в наименовании некогда принадлежавшего монаха острова - Никольский - и в названии расположившейся на его месте деревни…

Михаил Лощилов // Правда Севера, 28 февраля 2002 (40)

Запись о работнике и земляке Исихия - Семене Якимове сыне Щетникове, содержащаяся в переписной книге Важского Уезда 1710 г. по Осиновской волости: “… А Семен Якимов по вкладу живет в Устьморжевском Никольском монастыре”